На западе Украины: Кусочек балыка из Киева
Каково это покинуть родной город? И: разрешено ли вам ходить в парикмахерскую во время войны?
Foto: Europa Press/dpa
Мы начали собираться. Меня трусило от самих слов “Я уезжаю из Киева“. У мамы сразу давление. Папа, который еще восстанавливается после серьезных проблем со здоровьем в ноябре, сказал, что дорогу может и не вынести. Собираю вещи и понимаю, что если уеду, непонятно когда сюда вернусь.
Die taz glaubt an das Recht auf Information. Damit möglichst viele Menschen von den Auswirkungen des Kriegs in der Ukraine lesen können, veröffentlich sie die Texte der Kolumne „Krieg und Frieden“ auch auf Russisch. Hier finden sie die Kolumne auf Deutsch.
Потом разговариваю с мамой, смотрю в ее глаза очень глубоко и думаю: если останусь, непонятно когда я их с папой увижу….и увижу ли. Хочу, чтоб родители (им за 70), были в безопасности. Человек, который должен был нас вывезти, задерживался – дорога непростая. Я беру вещи и сажусь в машину с родителями. А дальше почти всю дорогу плачу на ровном месте.
Первый день после приезда в город на западной Украине. Не называть локации, имена и какие-либо подробности публично сейчас вошло в привычку. В супермаркете все есть, даже хлеб, очередей нет, банкоматы выдают наличку. Я понимаю, что это хорошо ведь. Но сжимается сердце, потому что в моем родном Киеве сейчас совсем не так…
Первым делом нашла парикмахерскую – состричь волосы. Кажется, в войну это глупо, но посчитала, что так станет легче. Девушка-парикмахер задавала обычные вопросы. Я не удержалась, начала плакать. Она налила мне травяного чая. Сказала, если я здесь, значит так должно быть, нужно доверять Богу, каждый должен делать хотя бы что-то. Пригласила после стрижки пойти с ней плести сетки для военных. Ну я и пошла. Она говорила, что работа руками успокаивает. Я оставалась плести, но работа эта раздражала, в голове крутился вопрос: “Что ты здесь делаешь?“ Я – журналист и мой фронт информационный.
Я впервые в этом городе. Он красивый. Обычно я много фотографирую на телефон. Здесь сейчас этого делать нельзя. Ни мозаику, ни площадь, ни дом с необычной архитектурой, ни билборды с надписями “ВСУ (Это Вооружённые силы Украины) вы лучшие“ или “Русский корабль иди на x.. й“ фотографировать нельзя. Меня могут принять за шпионку или диверсантку. А здесь они бывают. В первый день родственник сфотографировал вид из окна. Просто для себя. Через 10 минут в квартиру пришли, попросили удалить фото, проверили. Безопасность сейчас важнее остального.
Все-таки плетение сеток немного успокоило. Пришла в квартиру, родители тоже купили еды. Но я ее не беру, я беру кусочек из нарезки балыка, который привезла из Киева. Это что-то из дома. Этот кусочек будто сокращает расстояние и создает иллюзию, что ничего не случилось. Он будто родной. Он “оттуда“. Родители не понимают, почему я ем и плачу – наверное, прочитала очередную новость.
“Я хочу вернуться“. Нас отговаривают, говорят, что в Киеве должны работать ВСУ и им не надо мешать. И что дорога назад опасней, чем сам Киев. Отговорки. Так и сидим пока со своим “я хочу вернуться“ кто где.
