Военнопленные в Украине: Путь домой
Наш автор собирает сообщения людей о войне и плене. Иногда это так ужасно, что у нее не хватает слов.
Подвал в освобожденной Харьковской области. Русские также пытали там своих пленных Foto: Viktoriia Yakymenko/reuters
— „При обстреле меня ранило в руку. Затем нас с товарищем захватили в плен, завязали глаза и увезли от линии фронта. Несколько часов нас по очереди допрашивали и избивали, пытались узнать количество войск, наше расположение, спрашивали, какая у нас техника. Но будто им кто-то скажет“, – хмыкает украинский военный Роман Тушевский.
Die taz glaubt an das Recht auf Information. Damit möglichst viele Menschen von den Auswirkungen des Kriegs in der Ukraine lesen können, veröffentlich sie die Texte der Kolumne „Krieg und Frieden“ auch auf Russisch. Hier finden sie die Kolumne auf Deutsch.
Я говорю с Романом по телефону. Он до сих пор находится на реабилитации в Киеве после ранения и плена. Мужчина говорит тихо, хрипло, иногда нервно шутит и неловко подбирает слова для ответа.
До войны 34-летний Роман работал водителем грузовиков – не служил, однако после 24 февраля пытался вступить в территориальную оборону (ТРО). В ТРО Романа не взяли – в первый же день закончились места. До войны Роман занимался хобби, был оператором дронов. Украинские военные, узнав об этом, попросили отслеживать перемещение российской армии. Позже Роману выдали временное удостоверение военного, так в марте он оказался на фронте. На Луганском направлении роту Романа окружили. Часть военных смогла убежать, часть погибла, остальные попали в плен.
Через 10 минут интервью Роман умолкает, будто набирается сил и воздуха. В этом молчании больше усталости, чем разговоров. Мужчина вспоминает, в плену его жизнь походила на бесконечные переезды. Ему „повезло“ из-за ранений чаще бывал в больницах, чем в СИЗО. Больницы находились на временно не подконтрольных территориях Украины.
„Врачи не разговаривали с нами, потому что всюду были военные, но по ним было видно, как они не рады, что эти русские пришли на нашу землю“, – вспоминает Роман.
„После больницы меня перевезли в город Сватово. Там россияне переделали отдел полиции под тюрьму. В камерах на несколько метров находилось около 20 человек, больше всего – гражданских. Позже меня переместили в другое место, но россияне с улыбкой сказали, ты здесь до утра не доживешь, и вывезли в Россию в Курск. У них знаете, было так, как только мы немного выздоравливали – отправляли в Россию в СИЗО – там всех сразу избивали. Военному, с которым я был в больнице, поставили пластину в руку. Вылечился, отправили в СИЗО. Через три часа вернули в реанимацию, поломаны обе руки“.
Здесь вы можете подписаться на нас в Telegram, это бесплатно.
Пока Роман говорит я тысячи раз в голове переписываю вопросы, которые должна задать. Извиняюсь, стараюсь звучать тактично и замираю с каждым вдохом по ту сторону трубки. „Россияне говорили, что мы никому не нужны, что о нас забыли, рассказывали, что Россия уже захватила и Запорожье и Николаев. И так каждый день. Люди разные, а информация та же. Часто заставляли петь гимн России. Кормили трижды в день, но на еду давали считанные минуты“, – взволнованно вспоминает военный.
Отвлекаю его. Спрашиваю, помнит ли как возвращался домой. „Я словно не дышал в плену, а когда меня обменяли я задыхался“, – медленно произносит Роман. Голос его дрожит. Теперь мы молчим вдвоем.
