piwik no script img

Чернобыль: 30 лет спустяСто лет без молитвы

Раз в год – на Радоницу после Пасхи – чернобыльские сёла оживают, а кладбища превращаются в цветущие сады.

Священник Максим Стрихарь на Радоницу в селе Ладыжичи под Чернобылем Foto: Юрий Ларин

Смех и слёзы стариков. Приветствия, сердечные объятия. Сотни и тысячи празднично одетых людей. Один раз в году, на Радоницу после Пасхи, сёла Чернобыльской зоны наполняются людьми, вернувшимися в свои отеческие дома, чтобы помянуть усопших. Из дымоходов на крышах, которые уже пробили выросшие просто в доме деревья, виднеется дым. Хаты наполняются теплом и воспоминаниями о молодости.

Ровно тридцать лет назад, 26 апреля 1986 года, в центре Украины случилась самая масштабная ядерная катастрофа в Европе. После аварии на Чернобыльской АЭС образовалась незаселённая из-за радиоактивных выбросов территория, превышающая площадь Люксембурга. Однако люди, оставившие свои дома, возвращаютя в зону отчуждения из года в год, в том числе чтобы вспомнить свою молодость.

На территории зоны отчуждения сохранились и до сих пор поддерживаются в достойном состоянии почти все места захоронений. Этим занимаются переселенцы, которые раз в год, несмотря на возраст, стараются вернуться в свои родные места.

Одна из них – 67-летняя Нина Новохатняя, отселённая из села Ладыжичи в 30-километровой зоне. У женщины, которая вследствие облучения радиацией перенесла четыре онкологические операции, под Чернобылем „остаётся несколько могилок“, за которыми она продолжает присматривать.

Нина Ивановна работала до аварии в школьной столовой. Теперь там живёт медведица с медвежонком. Женщина до сих пор уверена, что её небольшое село – самое чистое на территории всей зоны отчуждения.

После отселения в село Сукачи в Киевской области пенсионерка потеряла практически одновременно пять своих родственников. Однако она всё равно ездит в Ладыжичи на Гробки вместе с односельчанами и со священниками. Именно в это время, как говорит переселенка, оживает всё село.

Генетическая память

„Вообще мы, как домой едем. Радостно нам. Как бы село наше оживает там. Сейчас меньше ездят. А после аварии ездили девять автобусов больших. Могилки все присмотренные. Мы, когда едем туда, то убираем могилы, оградку ставим, гробнички поправляем, убираем кладбища. Там уже надо всё городить, новое всё делать, а нет уже кому, – говорит Нина Новохатняя. – Сыночек, представь, твоя родина, душа болит. Представь, это там, где ты родился, где ты ходил, где твоё детство всё прошло, где ты в школу ходил“.

Женщина, мысли которой, похоже, уже сосредоточены на смерти, уверена, что если смогла бы вернуться в Ладыжичи, пожила бы ещё: „Если бы меня вернули туда, то, может, я ещё бы и прожила лет десять. Ей Богу, правду говорю. Я когда приеду в село, как запою, так все лоси убегают. Я ничего не боюсь, там такие дебри, а мне всё равно, – едва сдерживая слёзы, говорит Новохатняя. – Раньше ничего не снилось, а теперь снится всё домашнее. 30 лет прошло, а снится, когда там жила“.

Чернобыль: 30 лет спустя

Этот текст - часть специального приложения taz, посвящённого 30-ой годовщине катастрофы на Чернобыльской АЭС. Молодые журналисты из Украины, Беларуси и Германии - участники семинара фонда "taz Panter" - делятся своими размышлениями и личным опытом на тему Чернобыля.

Она ностальгирует по Ладыжичам, уверена, что там ничего не изменилось. Нина Ивановна не верит, что ещё долго сможет приезжать в Чернобыльскую зону.

Священник УАПЦ Максим Стрихарь, который сопровождает переселенцев на Гробки в Чернобыльскую зону, уверен, что нерелигиозных людей, когда это касается похорон, вообще нет: „Посетить могилу родича – это ещё корень дохристианский, это генетическая память. Был ли человек атеистом или во Христе, он ездит на отцовские могилы“.

Стрихарь говорит, что на Гробках всегда чувствуется, что „люди рады друг другу, они радуются оттого, что находятся вместе, они радуются, что они могут походить по тем улицам, которые уже сейчас заросли бурьяном, увидеть там свои родные дома, увидеть там свою родную школу“.

Священник, который был капелланом в зоне АТО на Донбассе, уверен, что генетическая память и сила родственных связей не может быть разрушена техногенной катастрофой. „Не может. Недавно я вернулся из села Пески неподалеку Донецкого аэропорта. Село Пески полностью разрушено, стёрто с лица земли. Там не осталось ни одного целого дома. Но люди, которые выехали с Песок, все равно возвращаются к своим родным домам, чтобы хотя бы просто походить возле них, что-то там увидеть, подумать, вспомнить. Они для этого даже едут“.

„Людская душа не требует еды“

В свою очередь, священник УАПЦ отец Димитрий Присяжный (Боярка, Киевская область) добавляет, что поминание упокоенных в зоне отчуждения проходит после праздничной пасхальной недели, на Радоницу. „Много переселенцев приезжают в свои родные сёла на территории зоны отчуждения, чтобы почтить светлую память своих упокоенных родственников, близких, друзей. Поскольку это хороший повод встретиться всей семье и почтить тех людей, которые отошли в вечность“, – говорит священник.

По его словам, приезжая в родные места, люди в первую очередь испытывают не страх и отчаяние, а радость от возможности молитвой почтить память родственников. „Когда впервые в 1998 году мы заложили такую традицию посещать те места, то выяснилось, что в некоторых городах и сёлах на кладбищах священника не было 75 лет и более. И тогда после такого продолжительного перерыва там прозвучала молитва, а не просто поминание усопших рюмкой водки или куском сыра и хлеба, других продуктов. Людская душа не требует еды и питья, но молитвы“, – подчеркивает Присяжный.

Отец Димитрий думает, что жизнь в Чернобыльскую зону вернуться может и утверждает: „Невозможно человеку, возможно Богу. Потому есть надежда“.

Тем временем, несмотря на запреты, жители возвращаются на родную землю. Переселенцы завещают, чтоб их тела предавали земле рядом со своими родственниками. 26 марта в зоне похоронили 90-летнюю переселенку. На следующий год после Пасхи её родственники и близкие снова приедут в Чернобыльскую зону.

taz lesen kann jede:r

Als Genossenschaft gehören wir unseren Leser:innen. Und unser Journalismus ist nicht nur 100 % konzernfrei, sondern auch kostenfrei zugänglich. Texte, die es nicht allen recht machen und Stimmen, die man woanders nicht hört – immer aus Überzeugung und hier auf taz.de ohne Paywall. Unsere Leser:innen müssen nichts bezahlen, wissen aber, dass guter, kritischer Journalismus nicht aus dem Nichts entsteht. Dafür sind wir sehr dankbar. Damit wir auch morgen noch unseren Journalismus machen können, brauchen wir mehr Unterstützung. Unser nächstes Ziel: 40.000 – und mit Ihrer Beteiligung können wir es schaffen. Setzen Sie ein Zeichen für die taz und für die Zukunft unseres Journalismus. Mit nur 5,- Euro sind Sie dabei! Jetzt unterstützen

0 Kommentare

  • Noch keine Kommentare vorhanden.
    Starten Sie jetzt eine spannende Diskussion!